Вот именно. Путин очень крутой мета-стратег, ну или у него есть очень крутой мета-стратег в команде. Не ссаная супер-компьютерная нейро-симуляция, а живой аналоговый мега-мозг с очень суровыми мета-стратегическими скиллами. Знаешь чем крутая мета-стратегия отличается от таксебешной? Крутая лояльна к квалификации и тактическим ошибкам исполнителей, она содержит в себе силу автоматической самореализации. А таксебешная требует от исполнителей безупречного профессионализма и полной самоотдачи. Ничто не может отменить автоматическую самореализацию крутой мета-стратегии, тактические ошибки исполнителей и скоординированные высокопрофессиональные усилия команды противодействия могут её только слегка замедлить. Но это так, к слову.
Да не, просто вы сражаетесь как бы на разных уровнях своего развития. Поэтому и ресурсов требуется больше. Россия вон какая большая и по живой силе, и по возможностям обеспечения. А линия фронта и ныне там. "Шел второй год трехдневной спецоперации" . ну мем же.
Ага, уровни разные. Поэтому Залужный попросил 300 танков и 500 бронемашин для успешного контрнаступа и ему их дали, и многократная симуляция на супер-компьютерах Пентагона показала высокую вероятность успеха. А на деле оно видишь как оказалось, фактор крутой аналоговой мета-стратегии оказался неучтённым. Вероятности успеха контрнаступа не было вообще, как и в целом шансов у Украины против России. Огромная драматическая ошибка Украины в том, что она ложно ощущает себя неотъемлемой частью коллективного Запада. Дескать не маленькая Украина против большой России, а большая Западная Европа плюс большая Северная Америка против большой России. Так вот - это иллюзия, потому что опосредованная военная и финансовая помощь коллективного Запада независимо от объёмов во стократ слабее непосредственного прямого участия. А для непосредственного прямого участия у коллективного Запада яйчишки жидковаты, потому что многократные симуляции на супер-компьютерах Пентагона зависают в неопределённом состоянии, для них в этой задаче слишком много неизвестных. А толерантность к риску у коллективного Запада ниже среднего, просто потому что ему есть что терять.